Трилистник
Leaf 1.
- А тебе нравится небо? Я люблю небо…Она улыбнулась:
- Да, я тоже. Мне нравится, когда оно глубокого синего цвета. И в него можно погрузиться. И ничто его не разбавляет.
- А мне нравятся облака. И дело не в тех образах, что они нам показывают. Просто мне нравится смотреть, как они плывут. Их движение завораживает меня. В детстве я придумал себе мир на облаках. В моём мире на облаках жили люди. Они жили ярко – любили, воевали и стремились создать одно большое облако, куда смогут поместиться все облачные жители. Облака так непостоянны – то растут, то распадаются. Поэтому вся жизнь тех, с облаков, наполнена риском. Поэтому они мечтали о большом облаке, способном вместить их всех. Облаке навсегда. Облаке, которое никогда полностью не распадётся. Но они не были большой и дружной семьёй. Из-за мелких или крупных разногласий несколько больших групп облачных странников постоянно грызлись друг с другом. И не давали друг другу построить своё облако-рай. Иногда они спускались на землю. Чтобы взять к себе на облака кого-то из людей. Они спускались по лестницам из солнечных лучей – ты, наверное, видела такие. Когда лучик пробивает густые облака, он создаёт лесенку. Зыбкую, опасную, ненадёжную. Но они спускались, чтобы взять с собой тех, кто готов всё бросить и пойти за ними – строить облако-рай. В детстве я думал, что и за мной однажды придут. Я бы согласился…
Потом мы гуляли по парку и разговаривали. Она сказала, что хотя и живёт рядом, никогда здесь не была. Когда я подошёл к ней в метро и сказал: «Привет. Ты любишь морковный сок?», она сделала большие глаза и ответила: «Ну, привет. Да, но я больше люблю грейпфрутовый.» Затем мы пошли пить сок – она грейпфрутовый, а я морковно-свекольный. Оказалось, что просто морковный гораздо вкуснее. А от грейпфрутового сока я скорчил кислую мину и сказал, что с детства не люблю грейпфруты. Мы гуляли по парку, а о чём болтали я и не скажу. Чай, корица, облака, Мадагаскар, Таиланд, Тибет, папье-маше, экология, поезда и велосипеды…
На холме, поросшем с одной стороны соснами, а с другой чёрте знает какими лиственными деревьями (то ли каштаны, то ли грецкие орехи, то ли акации) мы остановились. Мило целовались. Порывисто говорили разные глупости. Судя по всему, она хотела остаться там на ночь, но я не люблю холода. Я проводил её в место, где она жила со своими друзьями троллями (может это были мумий-тролли? я не спрашивал) и эльфами. Точнее один эльф и один тролль. Эльфа я видел – с виду совсем не похож. А тролля не видел, поэтому ничего не могу сказать, насколько правильным троллем он был. Они втроём жили в маленькой комнатушке с аквариумом, холодильником, одно- и двухэтажной кроватями и большой коллекцией чая. Она любила чай. С корицей. А ещё корицу она жевала. И хотела попасть ночью в подземелья замка.
Leaf 2.
- А почему вы пьёте сок? – так я познакомился с ней. Когда она проходила мимо, наши взгляды встретились. На дне её глаз я заметил что-то, но тогда я не мог сказать, что это. Я сказал другу, с которым мы шли по улице и пили морковный сок, что она мне понравилась. И спросил: «Ну, как тебе она?» - «Серая мышка.» - «Не думаю, в ней что-то есть.» Она остановилась на остановке. Проходя, я опять на неё посмотрел. Шагов через пятнадцать она спросила у нас, почему мы пьём сок. Потом она рассказала о своём дне. О том, что она целый день следовала знакам. И они привели её к нам. Знаки в основном были людьми, с которыми она заговаривала на улице или в метро. «Она, наверное, социопатка, раз её знаки – люди. Мои знаки почти никогда не бывают людьми.»
Мы говорили о разном. Я рассказал полушутливую теорию о боли. Я рассказал о порогах. Первый порог – это порог, по одну сторону которого простое воздействие (физическое или духовное), а по другую начинается боль. Этот порог, как и остальные – не тонкая линия. Он довольно расплывчат. И может зависеть от твоего настроения и состояния и так далее. Есть ещё много мелких порогов боли, но важным является ещё только один. Боль по одну его сторону ты можешь терпеть, а боль по другую – нет. Это порог, который ломает людей. Сломать болью (физической или духовной) можно каждого. Только надо знать одну закономерность. Пороги боли не статичны. Они поднимаются при длительном воздействии болью, и человек становится менее чувствительным. Если действовать неправильно и сразу подать большую дозу чувствительному человеку , он может почти полностью потерять чувствительность. Для наиболее эффективных пыток и ломания духа человека надо начинать с малого воздействия. Постепенно увеличивая боль. Надо найти эти два главных порога у пытаемого. И подавать боль этакой синусоидой, колеблющейся у второго порога. Нельзя постоянно подавать боль, которую невозможно терпеть потому, что можно вызвать потерю чувствительности, что не очень полезно ломающему чужое сознание. Человек меняется от боли, которую он уже терпеть не может. Кроме того, надо помнить, что пороги будут постепенно подниматься. Надо определить скорость движения порогов конкретного человека (опытным путём) и менять воздействие в соответствии с движением порогов. А, вообще, если ты не можешь избавиться от источника боли, надо научиться наслаждаться ей. Надо стать немножко мазохистом.
Ведя такие беседы, мы гуляли по узким улочкам. Она сказала, что мы её Джуль и Джим. А кто из нас кто? Когда как. Неважно.
Потом мы были с ней вдвоём. Речка, утки, людей почти нет. Она в белых штанах, которые сразу же вымазались как только мы легли на землю чтобы смотреть на небо. На небо сквозь веточки и листочки. Небо сквозь – это совсем другое небо. Разговоры. Взгляды. Рядом. Объятия так непринуждённо и так вовремя.
Её страхи тонут в моих глазах. Я молчу. А что мои страхи? Они прыгают вокруг меня, лают и кусают за ноги. Я молчу. Загоняю их в конуру. Странно и непонятно. Чувствовать тепло рядом. Нельзя найти источник этого тепла. Когда мы такие разные. И всё же есть этот резонанс. Откуда он? А разве это важно?
Ходим тропинками в темноте и ищем друг друга. Ищем, утопая в глазах. Теряясь руками в волосах и бродя пальцами по венам. Темнота скрывает изъяны. Вино отгоняет страхи. И всё встаёт на свои места. Всё правильно и просто.
Потом она однажды сказала в 12 ночи, позвонив по телефону: «Ты знаешь, я нашла другого. Я сейчас с ним гуляла…» Она боялась это говорить. Боялась сделать больно. Боялась что-то обрушить. Поэтому она призвала Бахуса, чтобы он дал ей храбрости. «Может это и к лучшему» - сказал я, думая о том, что я хочу чтобы ей было хорошо. Если ей лучше с другим – что ж. Я отойду.
Она сама ничего не понимает. А может, думает, что понимает. Говорит, что нам надо отдохнуть друг от друга. Встретиться через месяц.
Я думаю, что я смогу всё забыть. Потом понимаю, что забывать ничего не надо.
И мечемся мы под луной. Завязав себе глаза. И заткнув уши. Пытаемся найти что-то, точно не зная что. Что делать и куда идти? Но куда хуже отказаться от поисков. Потому что потом гораздо больнее осознавать, что ты даже не попытался, чем что ты ошибся или не нашёл.
Leaf 3.
Иногда я думаю, как бы я себя соблазнял, будь я девушкой. Когда я думаю об этом, я соглашаюсь с Остапом Бендером в том, что хоть жизнь Остапа и сложная штука, но открывается просто. Если ко мне на работе, на улице, в банке подойдёт девушка (или просто позвонит в дверь) и улыбнётся: «Я люблю морковный сок. Что скажешь?». За той, что это сделает, я пойду на край света. Буду глотать в пустыне песок и продираться через джунгли. Или просто ходить всю жизнь под дождём. Вместе.